Любовная лирика(часть 2)

Альбом Жедринской впоследствии был приобретен Государственным литературным музеем, а стихотворения Лермонтова опубликованы. Остается объяснить, как неизвестные стихи Лермонтова попали в альбом курской губернаторши. С 1836 года Наталия Федоровна поселилась с мужем в Курске. Дарья Федоровна прожила в этом городе до самой смерти. А после нее там жили ее дочери. Понятно, что стихи Лермонтова, посвященные сестрам Ивановым, курские любительницы поэзии переписывали из их альбомов в сои. И таким же образом в 70-е годы они попали в альбом Жедринской».

Так были расшифрованы инициалы той, которой посвящены многие стихотворения 1831 – 1832 годов.

Лермонтов и Иванова познакомились еще в начале 1830 года, но поэт был увлечен тогда Сушковой.

Отношение Лермонтова к Ивановой иное, чем к Сушковой. Он ей верит, она – поверенная. Уже после первого знакомства поэт обратился к ней с тревожным посланием.

Н.Ф. И…вой

Любил с начала жизни я
Угрюмое уединенье,
Где укрывался весь в себя,
Бояся, грусть не утая,
Будить людское сожаленье;
. . . . . . . . .

Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя свои мечты,
Меня бы примирила ты
С людьми и бурными страстями;
(I, 79)

Лермонтов говорит о какой-то отдаленности во взглядах, хочет ее преодолеть. Поэт ищет суда, ждет его – справедливого. Он читал стихи поверенной своих дум. О любви к этой поверенной в приведенном стихотворении не говорится.

Время шло, уходил из памяти и меркнул образ черноокой насмешницы. Потребность же в сильном чувстве не хотела уже ограничиваться только воображением и воспоминаниями. Его сердце отдавалось настойчивому исканию, старалось отстранить мысль о заблуждении, тревожилось о будущем. Он верит в суд своей избранницы, просит у нее защиты, надеется, что не ошибся в выборе.

Романс к И…

Когда унесу я в чужбину
Под небо южной стороный
Мою жестокую кручину,
Мои обманчивые сны,
И люди с злобой ядовитой
Осудят жизнь мою порой,
Ты будешь ли моей защитой
Перед бесчувственной толпой?
(I, 194)

Взаимность пришла, будто вызванная надеждой на другого человека. Позже Лермонтов вспоминал:

В те дни, когда любим тобой,
Я мог доволен быть судьбой…
(I, 217)

Срок любви и открытой взаимности был коротким, таким коротким, что через недолгий промежуток времени поэт скажет: «мне польстив любовию сперва».

Если внимательно сопоставить между собой послание к Ивановой («Н.Ф.И…вой») и стихотворение «1831-го июня 11 дня», то нельзя не заметить, что между ними тесная связь. Второе написано в развитие, в расширение, в дальнейшее осмысление. В череде решений, осмыслений, предвидений и еще только искомых ответов ему представлялось во всем значении то, что уже так сильно владело его сердцем: любовь.

Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая! – любить
Необходимость мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.
(I, 187)

Дата, проставленная как заглавие («1831-го 11 дня»), относится, очевидно, ко дню завершения стихотворения. Оно большое (256 строк, 32 восьмистишных строфы). В один день написать его было невозможно. Стихотворение писалось и раньше, может быть, на протяжении относительно длительного срока. Во всяком случае тогда, когда любовь была еще лишена горечи и когда она была еще неразделенной. Лермонтов пишет:

И я другую с нежностью люблю…

Еще:

…И ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твое: на что им мертвых разлучать?
(I, 184)

«Ангел», «с нежностью люблю» -- все это могло быть написано только до катастрофы, которая произошла в конце мая – начале июня 1831 года.

Стихотворения, посвященные Наталии Федоровне Ивановой, получили название ивановского цикла. По мнению различных специалистов, к этому циклу относится около 40 стихотворений. Список тех стихотворений, которые могут быть отнесены к ивановскому циклу, по-видимому, не исчерпан, так как эта тема изучена недостаточно детально. С другой стороны, принадлежность к этому циклу не менее четверти причисляемых стихотворений остается спорной.

Внутри цикла можно выделить две группы: стихи, написанные Лермонтовым в период духовного подъема, вызванного первыми встречами с Наталией Федоровной («Н.Ф. И…вой», «1831-го июня 11 дня», «Романс к И»), и стихи, написанные после катастрофы, темой которых становится «вероломство возлюбленной» (начиная с «К***» («Всевышний***»), «К Н.И.», «Я не унижусь пред тобою», «Стансы» («Мгновенно пробежав умом»), «К***» («Не ты, но судьба виновата была»), «Сонет» и многие другие).

Первые из них проникнуты надеждой и желаньем увидеть в ней единственную среди «бесчувственной толпы», душу, оценившую дар, величие запросов души и страданий поэта:

Есть сердце, лучших дней залог,
Где почтены мои страданья,
Где мир их очернить не мог.
(I, 194)

Об этих стихотворениях мы говорили выше.

Стихотворения второй группы объединяет мотив напрасной, обманутой «жажды любви». Лермонтовские стихи «рассказывают» историю развивающегося чувства; в них поэт обращается к памяти своей любви: вместе с упреками, вместе с раскаяньем, пророчески предрекаемым любимой, звучат и ноты благодарности, выражение верности навсегда соединившему их прошлому, признание благодатной силы и подлинности испытанного чувства.

Всевышний произнес свой приговор,
Его ничто не переменит; 
Меж нами руку он простер
И беспристрастно все оценит,
Он знает, и ему лишь можно знать,
Как нежно, пламенно любил я,
Во зло употребила ты права,
Приобретенные над мною,
И мне польстив любовию сперва,
Ты изменила – бог с тобою!
О нет! Я б не решился проклянуть!
Все для меня в тебе святое:
Волшебные глаза, и эта грудь,
Где бьется сердце молодое.
. . . . . . . . . . . .

Будь счастлива несчастием моим
И услыхав, что я страдаю,
Ты не томись раскаяньем пустым.
Прости! – вот все, что я желаю…
(I, 197)

Прощением Лермонтов хочет преодолеть мучение души. Но постепенно подступает то понимание, которое облегчит его страдания. В этом же стихотворении есть строки:

…Отгадать не мог я тоже,
Что всех моих надежд и мук и слез
Веселый миг тебе дороже!

О том же говорится и в другом стихотворении:

Не ты, но судьба виновата была,
Что скоро ты мне изменила,
Она тебе прелести женщин дала,
Но женское сердце вложила.

Как в море широком следы челнока,
Мгновенье его впечатленья,
Любовь для него, как веселье легка,
А горе не стоит мгновенья.
(I, 308)

Приговор близится, собственно, он уже и произносится:

Я не достоин, может быть, 
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила 
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Ты не коварна, как змея,
Лишь часто новым впечатленьям
Душа вверяется твоя.
Она увлечена мгновеньем;
Ей милы многие, вполне
Еще никто…
(I, 217)

Однако поэт надеется, что его возлюбленной не так легко будет его забыть, что он будет отмщен – хотя бы ценою ее раскаяния. Он еще верит в его значение.

Но… женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
(I, 218)

Уже законной начинает казаться мысль о мщении. Поэт думает о будущей встрече:

И мщенье, напомнив, что я перенес,
Уста мои к смеху принудит,
Хоть эта улыбка всех, всех твоих слез
Гораздо мучительней будет.
(I, 309)

И настал срок, когда Лермонтов смог уйти от уже омрачавшего память воспоминания:

Я не люблю тебя; страстей
И мук умчался прежний сон…
(I, 263)

Но поэт все же не хочет, чтобы та, которая владела его душой, так легко сошла с пьедестала. Он не хочет ее любить, но чувство это живет в его сердце.

Моя душа твой вечный храм;
Как божество, твой образ там;
Не от небес, лишь от него
Я жду спасенья своего
(I, 262)

Еще:

Но образ твой в душе моей
Все жив, хотя бессилен он; 
Другим предавшися мечтам,
Я все забыть его не мог;
Так храм оставленный – все храм,
Кумир поверженный – все бог!
(I, 263)

Любовь к Ивановой уходила не в легкое забвенье, как уходило увлечение Сушковой. Лермонтов прощается с Ивановой, как прощаются со своей заветной надеждой.

В сердце поэта родилась любовь и надежда, его же возлюбленная была легкодумна, немного коварна и уже имела какой-то житейский опыт. Лермонтов отдался чувству, не заботясь о своем самолюбии – высокая мера самоотверженности. Но любовь уйдет, снедаемая ревностью и разочарованием обманутого в своей мечте романтика. А потом догорит и ревность. И образ этой мучительницы оставит сердце поэта. И забвение будет полным отмщением.

На разлуку поэт пишет стихи, в которых последний раз обращается к любимой. С какой горечью говорит он ей о двух прошедших годах! И с какой гордостью о своем вдохновенном труде!

Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы 
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней,
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.
Как знать, быть может, те мгновенья,
Что протекли у ног твоих, я отнимал у вдохновенья!
А чем ты заменила их?
Быть может, мыслию небесной
И силой духа пробужден,
Я дал бы миру дар чудесный,
А мне за то бессмертье он?
. . . . . . . . . . . . . .

Отныне стану наслаждаться
И в страсти стану клясться всем;
Со всеми буду я смеяться,
А плакать не хочу ни с кем;
Начну обманывать безбожно,
Чтоб не любить, как я любил – 
Иль женщин уважать возможно,
Когда мне ангел изменил?
Я был готов на смерть и муку
И целый мир на битву звать,
Чтобы твою младую руку – 
Безумец! – лишний раз пожать!
Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену? – 
Ты знала: -- я тебя не знал!
(I, 348)

Цены она все же не знала.

То, что молодой поэт пережил в эти два года, было поиском сердца, мечтаньем, надеждой. Ни Сушкова, ни Иванова понять Лермонтова не смогли. Поэт, разочарованный и обманувшийся, оскорбленный, говорит, что не хочет больше любить так, как он любил, что он не будет так любить. Он ошибся.

После обманчивых снов ждала поэта любовь, против которой бессильна была ревность, которая не могла оставить в разлуке и уходила из жизни его только с самой жизнью. Эта любовь оказалась трагической.

Последнее стихотворение… Больше Лермонтов никогда ничего не написал. Он был убит. Последнее… О чем оно? О ком?

Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобою сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней;
В твоих чертах ищу черты другие;
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
(I, 549)

Лермонтов хотел с кем-то проститься. Проститься перед смертью. «Таинственным я занят разговором…» С кем говорил поэт? Прочитав последние строки, можно подумать, что женщина, к которой он обращается, умерла. Нет, она была жива. Она ушла из его жизни.

Лермонтова не стало. Утаенное им имя осталось неизвестным на долгие годы. А писал поэт об этой женщине часто, много, всегда ее помнил – памятью горькой и тревожной, так никогда его и не оставившей. С кем же говорил поэт?

Известный биограф Лермонтова много лет отдал собиранию материалов для биографии поэта, изучения его творческого наследия. Именно он установил имя этой женщины, но опубликовал свое открытие не сразу, так как это не разрешали родственники. Лишь через несколько лет, в 1889 году, он указал его. Варвара Александровна Лопухина. В трагическом единении любви и страдания проходит образ этой женщины через всю жизнь и творчество Лермонтова.

1831 год. Угарная любовь к Н.Ф. Ивановой – она уходила, унималась, как унимается отбушевавшее пламя. Это был поиск сердца. И завершился он счастливым открытием. В одном из стихотворений 1832 года сопоставляются два женских образа. Один – уходящий, забывающийся, другой – возникающий, овладевающий сердцем.

Она не гордою красою
Прельщает юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.

. . . . . . . . . .

Однако все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной красоты.
(I, 384)

Впервые они узнали друг друга еще в детские годы, в 1827 году. Началось с обычных ребяческих выходок – Лермонтов и Аким Шан-Гирей (близкий родственник поэта) дразнили девочку:

У Вареньки – родинка,
Варенька – уродинка!

Братское чувство, симпатия, детская привязанность перешли в юношеское увлечение, и скоро чувство к ней заполнило сердце поэта. В одной из лермонтовских тетрадей есть запись: «…Вечером, возвратясь. Вчера еще я дивился продолжительности моего счастья! Кто бы подумал, взглянув на нее, что она может быть причиной страданья?» Запись от 4 декабря 1831 года.

Во второй половине лета 1832 года Лермонтов уехал в Петербург, Лопухина осталась в Москве. Ни «тяжелые юнкерские годы», ни веселая офицерская жизнь не ослабили эту любовь, отразившуюся в прекрасных стихах:

У ног других не забывал
Я взор твоих очей;
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней; 
Так память, демон-властелин,
Все будит старину,
И я твержу один, один:
Люблю, люблю одну!
(I, 215)

Почти в каждом письме из Петербурга к сестре Вареньки – Марии Александровне Лопухиной он спрашивает о ней, не называя имени. Письмо от 2 сентября 1832 года: «Я очень хотел бы задать вам один небольшой вопрос – но перо мое отказывается его написать. Угадываете – хорошо, я буду доволен; нет – значит, что если бы я даже задал этот вопрос, вы не смогли бы на него ответить. Один из вопросов, о существовании которых вы, быть может, и не подозревали!»

В этот период Лермонтов посвящает ей «Демона»:

Прими мой дар, моя мадонна!
С тех пор как мне явилась ты,
Моя любовь мне оборона
От порицаний клеветы.

Такой любви нельзя не верить,
А взор не скроет ничего:
Ты не способна лицемерить,
Ты слишком ангел для того!

А потом? Потом была роковая ошибка. Ошибся и Лермонтов, ошиблась и она. Шел уже 1934 год. Лермонтов ошибся в крайний край своего беспокойного и несчастливого характера. Она решила, что обозналась в нем, что он ушел от нее? Лопухина отдает свою судьбу другому.

Чувство нескладицы овладело поэтом, когда он узнал о предстоящем замужестве Лопухиной. Но ничего уже изменить было нельзя. Шан-Гирей вспоминает: «В это время я имел случай убедиться, что новая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: «вот новость – прочти», и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В.А. Лопухиной».

Они встретились в Петербурге через три года. Встреча была мимолетной, и она послужила поводом для написания Лермонтовым драмы «Два брата». Вслед за пьесой Лермонтов приступает к роману «Княгиня Лиговская», в который включает этот эпизод из собственной жизни. Позднее этот мотив вновь прозвучит в «Герое нашего времени». Стихотворных произведений в эти годы (1835 – 1837) написано очень мало.

«Варвара Александровна вышла замуж за человека вдвое ее старше. Это было вынужденное замужество, и Лопухина была несчастна. Она, как и Лермонтов, на всю жизнь сохранила любовь к нему»*

В 1838 году у Лопухиной-Бахметевой родилась дочь. Висковатов писал: «Раз только имел Лермонтов случай увидать дочь Варвары Александровны. Он долго ласкал ребенка, потом горько заплакал и вышел в другую комнату». После этого он написал стихотворение «Ребенку»:

О грезах юности томим воспоминаньем,
С отрадой тайною и тайным содроганьем,
Прекрасное дитя, я на тебя смотрю…
О, если бы ты знало, как я тебя люблю!
(I, 492)

Шел 1840 год. Лермонтов был в ссылке на Кавказе. Одиннадцатое июня. Бой при реке Валерик. Лермонтов рассказывает о нем той, чей образ всегда давал ему возможность быть искренним.

Я к вам пишу случайно; право
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам? – ничего!
Что помню вас? – но, боже правый,
Вы это знаете давно…
(I, 497)

Он писал для любимой женщины:

Но я вас помню – да и точно,
Я вас никак забыть не мог! 
Во-первых, потому что много.
И долго, долго вас любил…

. . . . . . . . . . . . .

Забыл я шум младых проказ, 
Любовь, поэзию, -- но вас
Забыть мне было невозможно.
(I, 497)

Лермонтов любил Варвару Александровну Лопухину-Бахметеву до конца своей жизни и именно ей посвятил строки, с которых мы начали свой рассказ.

Это все, что известно нам о В.А. Лопухиной. В признании, в споре, в непросто давшемся ревнивом чувстве, а затем снова в признании являлся поэту этот образ, многолетний, до самых последних дней спутник его вдохновений. Если бы не жил в сердце поэта этот образ, его творчество было бы беднее. Собственная его жизнь раскрывалась еще полнее Лермонтову в открытиях и откровениях его творчества.

Портрета Лопухиной не сохранилось. Но мы можем видеть ее такой, какой она виделась самому Лермонтову. Он не раз рисовал ее портреты. Особенно интересным оказался недавно обнаруженный в Германии портрет Лопухиной в образе испанской монахини. Впоследствии этот портрет был передан в дар Государственному литературному музею.

Может быть, кто-то не так, проще и холоднее, поймет их отношения? Случится – так кто-либо будет судить и позже. Да будет над ней оправдание! И над ним…

Последнее стихотворение… И вечная любовь…

Кто жил одной любовью, погубил
Все в жизни для нее, а все любил…
(I, 276)

На основе рассмотренного материала попытаемся обобщить основные мотивы любовной лирики Лермонтова в целом.

Исходным для Лермонтова было понимание любви как непреодолимой силы, охватывающей всего человека. Представление о любви для поэта – это представление о любви как о высшем идеале, а потому неосуществимом. И если герой клянется любить вечно, то это предзнаменование трагического конца. Лермонтовская любовь – это приговоренность на вечность, она превыше всего. И пусть любящего ожидают несчастья, жертвы и даже смерть – все равно они не отменяют и не разрушают любви. Любовь, -- по Лермонтову, -- чувство первичное, несоотносимое и несоизмеримое. У поэта нет и не может быть бегства в любовь или бегства от любви, она везде, во всем, она сама – человек. При такой силе и напряженности чувств любовь поэта была легко уязвимой и опасно ранимой. Эта незащищенность сердца составила существенную черту трагедии лермонтовского героя, а равно и самого поэта. Такая любовь не могла не принести страданья и горечи. Сила любви поэта, ее неотступность, ее приговоренность на вечность обрекла его на вечные страдания. И когда Лермонтов говорит: «Люблю», то это слово означает «страдаю». И еще один синоним к этим двум – «не верю». Вне этих слов невозможно понять диалектики чувств поэта. Это ведущее настроение Лермонтова Жуковский назвал «безочарование». У Лермонтова нет ликующей радости любви. Но есть безмерные страдания, и они являются мерой жестокости безлюбовного мира, где царствуют иные связи и отношения; они – мера величия любви поэта.

У Лермонтова больше, чем у других русских лириков, любовная лирика пронизана мотивами страдания – неудачи, неисполнимости надежд:

Всякий плакал, кто любил:
Любил ли он морские волны
Иль сердце женщинам дарил…

Неразделенная любовь наряду с темой страдания от измены любимой женщины или обманчивости всей жизни выступает как лейтмотив. Кто-то заметил, что любовь Лермонтова зла и мстительна в отличие от величественно-жертвенной любви Пушкина: «…Как дай вам бог любимой быть другим…». Что для Лермонтова такое стихотворение, как «Я вас любил», является невероятным и невозможным. Это правда или почти правда, это отображение жизненных событий. В великом проявлении человеческого духа, каковым является пушкинское стихотворение, перед нами встает не только образ поэта в благородстве и могуществе и силе любви, но и образ женщины во всей чистоте любви, достойной великой любви и великого преклонения. В жизни же Лермонтова ему не встретилась женщина, способная полностью понять поэта, быть верной ему. Отсюда и звучит в стихах Лермонтова мотив страдания и безверия.

Важную роль в изображении любви и любовных ситуаций нередко играют социальные мотивы. Тема «света», на глазах у которого развивается и гибнет любовь, проходит через все творчество Лермонтова. Но настоящая любовь дает убежище от «бесчувственной толпы» и ядовитой «злобы» людей или хотя бы надежду на такое убежище: «Романс к И…»

Любовь у Лермонтова нередко проявляется в целом комплексе чувств и порывов, таких как восхищение, благодарность, нежность, поклонение и одновременно страдание, досада, ревность, ненависть. Любовь способна порождать ненависть – прежде всего через ревность. В раннем творчестве этот мотив перерастает в идею о мщении. В зрелой же лирике любовь, даже отвергнутая и безнадежная, выступает как светлое, одухотворяюще-нравственное начало.

По силе, просветленности, опоэтизированности и вместе с тем гибельности чувства любви произведения М.Ю. Лермонтова принадлежат к шедеврам мировой лирики.