Лирика Ф.И. Тютчева

Особенности судьбы и характера Ф. И. Тютчева (1803—1873) определили неправомерно замедленное распространение его известности не только среди широ­кой читающей публики, но и среди литераторов-совре­менников.
Лев Толстой вспоминал, как в 1855 году «...Тургенев и Некрасов  едва могли уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато когда я прочел, то просто обмер от величины его творческого таланта». А ведь Тютчев к тому времени уже четверть века печатался. И тем не менее честь «открытия» Тютчева принадлежит Н. А. Некрасову, в 1850 году обратившему внимание читателей «Современника» на стихи уже немолодого по­эта, которые он в своей статье приравнивал к лучшим образцам «русского поэтического гения».
Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября 1803 го­да в родовом имении Овстуг Брянского уезда Орлов­ской губернии. Домашнее воспитание его направлялось самозабвенно преданным литературе поэтом С. Е. Раичем, который вспоминал о своем ученике: «По тринадцатому
году он переводил уже оды Горация с замечатель­ным успехом». В Московском университете Тютчев слу­шал лекции известного словесника А. Ф. Мерзлякова, который и представил юного поэта в Общество любите­лей российской словесности.

По окончании университета Тютчев поступает на дипломатическую службу и весной 1822 г. покидает родину, чтобы вернуться лишь через 22 года. За грани­цей (в Мюнхене, затем в Турине) он живет вне рус­ской языковой стихии, к тому же обе жены поэта (На чужбине Тютчев женился, овдовел, женился вторично) были иностранками, не знавшими русского языка. Французский язык был языком его дома, его службы, его круга общения, наконец, его публицистических ста­тей и частной корреспонденции. По-русски писались только стихи.

Изредка стихи Тютчева появляются на страницах русских периодических изданий, но это обычно журналы и альманахи второстепенные, малочитаемые («Урания», «Галатея»). Только в 1836 году целую подборку его стихов, правда, подписанных не полным именем, а ини­циалами Ф. Т., напечатал в своем «Современнике» Пуш­кин. На них обратили внимание такие знатоки и цени­тели поэзии, как В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, И. В. Киреевский.

Вернулся в Россию Тютчев в 1844 году. Это было время, неблагоприятное для поэзии. После смерти Пуш­кина, Лермонтова казалось, что «золотой век» русской поэзии завершился, да и в обществе ощутимы были но­вые веяния, отвечала которым не лирическая поэзия, а «положительная» проза. Все меньше печатается стихов, как будто бы спадает интерес к поэзии. Впрочем, Тют­чев никогда не стремился стать профессиональным лите­ратором: издателям и поклонникам его творчества при­ходилось всякий раз уговаривать его дать стихи для печати. В 40-е годы Тютчев не печатается почти десять лет, естественно, помнят его лишь малочисленные почитатели. И только в 50-х годах Некрасов и Турге­нев как бы извлекают стихи Тютчева из небытия, опуб­ликовав большую подборку их в «Современнике». В 1654 году выходит в свет первый поэтический сбор­ник Тютчева, а второй—он же последний прижизнен­ный — в 1868году.

Незадолго до возвращения на родину, вспоминая свою московскую юность, Тютчев писал родителям: «Не подлежит сомнению, что будь я еще на этой исходной точке, я совсем иначе устроил бы свою судьбу». Мы не знаем, что имел в виду поэт, но дипломатиче­ской
карьеры он не сделал. Однако вовсе не из-за отсут­ствия интереса к политике — напротив, внешнеполити­ческие вопросы всегда составляли один из главнейших интересов в жизни  Тютчева. Свидетельства тому - публицистические статьи, его письма, воспоминания современников. Россия, ее положение в мире, ее будущ­ность—предмет неослабного внимания, беспокойного и глубоко личного интереса Тютчева: «Думаю, что невозможно
быть более привязанным к своей стране, нежели я, более постоянно озабоченным тем, что до нее отно­сится».

Поражение России в Крымской кампании 1855 года было воспринято поэтом как личная катаст­рофа и заставило его пересмотреть отношение к Нико­лаю I и всему 30-летнему правлению этого «царя лице­дея», человека «чудовищной тупости». Внутриполитические взгляды Тютчева были вполне традиционны, однако принцип просвещенного самодер­жавия, согласно его взглядам, должен был удовлетво­рять, в сущности, идеальным условиям, а именно: госу­дарственные чиновники не должны чувствовать себя самодержцами, а царь —чиновником. За 70 лет жизни Тютчева сменились три царя, и ни одно реальное цар­ствование чаяниям поэта не отвечало — об этом можно судить по многочисленным его едким критическим высказываниям. Оставались смутные упования: «В Россию можно только верить», упования, основанные на убеж­дении, что судьбу России решит не «пена, плавающая на поверхности», а те могучие, невидимые силы, которые пока «таятся в глубине». Тютчев и«мел прекрасную возможность вблизи наблюдать за деятельностью государственной
машины — ведь он до конца своих дней нахо­дился на государственной службе (сначала старшим цен­зором при Министерстве иностранных дел, а последние пятнадцать лет — председателем Комитета цензуры иностранной). Кроме того, звание камергера налагало на него обязанность бывать при дворе. Взгляд Тютче­ва на положение дел внутри страны с течением времени становится все более пессимистическим. «В прави­тельственных сферах бессознательность и отсутствие со­вести достигли таких размеров, что этого нельзя по­стичь, не убедившись воочию»,—вынужден признать он на склоне лет.

Итак, политика, общественные интересы глубоко волновали Тютчева — государственника и дипломата: «Часть моего существа отождествилась с известными убеждениями и верованиями». Этой «части» обязаны своим появлением на свет политические стихи Тютчева, в большинстве своем написанные «по случаю» и в со­гласии с его принципом «смягчать, а не тревожить» сердца «под царскою парчою». Стихи эти значительно уступают в силе и художественности лирическим его произведениям, которые рождались из таинственных родников, сокрытых в глубине души. Истинное величие Тютчева обнаруживается
в его лирике. Гениальный художник, глубокий мыслитель, тонкий психолог — таким
предстает он в стихал, темы которых вечны: смысл бытия человеческого, жизнь при­роды, связь человека с этой жизнью, любовь. Эмоцио­нальная окраска большинства тютчевских стихотворе­ний определяется его мятущимся, трагическим мироощущением.
Как жесточайшее бедствие и тяжкий грех ощу­щал поэт самовластье
«человеческого Я» — проявление индивидуализма, холодного и разрушительного.
Отсюда бессильные порывы Тютчева к христианству, особенно к православию с его
выраженной идеей «соборности», смирением и покорностью судьбе. Иллюзорность, призрачность, хрупкость человеческого существования — источники постоянной внутренней
тревоги поэта. Тют­чев—мятущийся агностик—в поисках устойчивого ми­ровоззрения не мог пристать ни к одному берегу. Так, он неоднократно декларировал пантеизм («Не то, что мните вы, природа...», «Полдень»), но внутренней убеж­денности, стойкой веры в божественное начало, благо­творное и разлитое повсеместно, не было. Если для пан­теистического мировоззрения А. К. Толстого харак­терен оптимизм, вызванный уверенностью, что «в одну любовь мы все сольемся вскоре...», то Тютчеву перспектива «слияния» рисуется весьма безрадостно. В стихо­творении «Смотри, как на речном просторе...» «чело­веческое Я» уподобляется тающим льдинам, которые

Все вместе — малые, большие,
Утратив прежний образ свой,
Все — безразличны, как стихия,—
Сольются с бездной роковой!..

Спустя двадцать лет, в последние годы жизни образ «всепоглощающей и миротворной бездны» снова воз­никнет в стихотворении поэта «От жизни той, что бу­шевала здесь...».
В общем ряду явлений природы человек в поэзии Тютчева занимает непонятное, двусмысленное положе­ние «мыслящего тростника». Мучительная тревожность, тщетные попытки понять свое предназначение, ужасаю­щие подозрения относительно самого существования за­гадки «природы-сфинкса» и наличия «творца в творе­нии» неотступно преследуют поэта. Его угнетает созна­ние ограниченности, бессилия мысли, которая упорно стремится постичь вечную загадку бытия,— «длань не­зримо-роковая» неуклонно пресекает ее напрасные и об­реченные попытки. Во многих стихах Тютчева незримо присутствует терзавшая Паскаля мысль: «Меня ужасает вечное молчание этих бесконечных
пространств». Вооб­ще философия Паскаля чрезвычайно близка мироощу­щению Тютчева. В его поэзии немало образов и поня­тий, встречающихся у французского философа, но едва ли не самое основное — это убеждение Тютчева, что «корень нашего мышления не в умозрительной способ­ности человека, а в настроении его сердца» созвучное одному из основных положений философии Паскаля: «Сердце имеет свои законы, которых вовсе не знает разум».
Чувство тревоги особенно обостряется ночью, когда исчезает призрачная преграда — видимый мир — между человеком и «бездной» с ее «страхами и мглами». У ли­шённого зрения «ночного» человека обостряется слух, послышит он «гул непостижимый» или вой «ветра ночного», которые напоминают ему о «родимом», но не ме­нее от того жутком изначальном
хаосе. О том, как ост­ро ощущал поэт, что «ночь страшна», красноречиво сви­детельствует стихотворение «Альпы», лишенное в отли­чие от других его произведений на тему «день и ночь» философского звучания, но тем более поражающее мрач­ными образами, найденными Тютчевым для спящих гор:

Помертвелые их очи
Льдистым ужасом разят.

В отношении к природе Тютчев являет как бы две ипостаси: бытийную, созерцательную, воспринимающую окружающий мир «с помощью пяти органов чувств»., - и духовную, мыслящую, стремящуюся за видимым по­кровом угадать великую тай«у природы. 
Тютчев-созерцатель создает такие лирические ше­девры, как «Весенняя гроза», «Есть в осени первона­чальной....», «Чародейкою Зимою..,» и - множество подоб­ных, коротких, как почти все тютчевские стихи, прелест­ных и образных пейзажных зарисовок. Аполлон Григорьев писал: <<Пантеистическое со­зерцание, созерцание подчиненное, тяготеет над отно­шениями
к природе великорусской, но это подчиненное созерцание и сообщает им при переходе в творчество их особенную красоту и прелесть. В Тютчеве, напри­мер, возводит их, эти отношения, до глубины философ­ского созерцанья, до одухотворения природы. Тютчев - мыслитель, обращаясь к природе, видит в ней неисчерпаемый источник для размышлений и обоб­щений космического порядка. Так родились стихи «Вол­на и дума», «Певучесть есть в морских волнах...», «Как сладко дремлет сад темно-зеленый...» и т.п. К этим произведениям примыкают несколько чисто философ­ских: «Silentium!», «Фонтан», «День и ночь». Философская лирика Тютчева менее всего «головная», рассудочная. Прекрасно охарактеризовал ее И. С. Тургенев: «Каждое его стихотворение начиналось мыслью, но мыслью, которая, как огненная точка, вспыхивала под влия­нием чувства или сильного впечатления; вследствие это­го, если можно так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает  нераздельно и неразрывно». Радость бытия, счастливое согласие с природой, без­мятежное упоение ею характерны преимущественно для стихотворения Тютчева, посвященных весне, и в этом есть своя закономерность. Постоянные мысли о хрупко­сти жизни были неотвязными
спутниками поэта. «Чув­ство тоски и ужаса уже много лет как стали обычным моим
душевным состоянием» — такого рода признания нередки в его письмах. Неизменный
завсегдатай свет­ских салонов, блестящий и остроумный собеседник, «прелестный говорун», по определению П. А. Вяземского, Тютчев был вынужден «избегать во что бы то ни стало в течение восемнадцати часов из двадцати четы­рех всякой серьезной встречи с самим
собой». И мало кто мог постичь его сложный внутренний мир. Вот ка­ким видела отца дочь Тютчева Анна: «Он мне пред­ставляется одним из тех изначальных духов, таких тон­ких,
умных и пламенных, которые не имеют ничего об­щего с материей, но у которых нет, однако, и души. Он совершенно вне всяких законов и правил. Он поражает воображение, но в нем есть что-то жуткое и беспокой­ное».

Пробуждающаяся весенняя природа обладала чудодейственным свойством заглушать это
постоянное беспо­койство, умиротворять тревожную душу поэта. Могу­щество весны объясняется ее торжеством над прошед­шим и будущим, полным забвением бывшего и грядуще­го уничтожения и распада:

И страх кончины неизбежной
Не свеет с древа ни листа:
Их жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита.

Воспевая весеннюю природу, Тютчев неизменно ра­дуется редкой и краткой возможности
ощутить полноту жизни, не омраченной предвестниками гибели — «Не встретишь мертвого листа»,— ни с чем не сравнимой отрадой целиком отдаваться настоящему моменту, при­частности «жизни божески - всемирной». Порой и осенью ему чудится дуновение весны. В противопоставлении, вернее, в предпочтении сомнительному райскому блажен­ству
бесспорного, достоверного наслаждения красотою весенней природы, самозабвенного
упоения ею Тютчев близок А. К. Толстому, писавшему: «Боже, как это прекрасно — весна! Возможно ли, что в мире ином мы будем счастливее, чем в здешнем мире весной!» Совер­шенно те же чувства наполняют Тютчева:

Что пред тобой утеха рая,
Пора любви, пора весны,
Цветущее блаженство мая,
Румяный цвет, златые сны?.

На тютчевских лирических пейзажах лежит особен­ная печать, отражающая свойства его собственной ду­шевной и физической природы — хрупкой и болезнен­ной. Его образы и
эпитеты часто неожиданны, непри­вычны и на редкость впечатляющи. У него ветви докуч­ные, земля принахмурилась, листье изнуренное и вет­хое, звезды беседуют друг с другом тихомолком, день скудеющий, движение и радуга изнемогают, увядающая природа улыбается немощно и хило и т.п. «Вечный строй» природы то восхищает, то вызывает уныние поэта:

Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаем
Себя самих — лишь грезою природы.

Но в своих сомнениях и мучительных поисках истинных взаимоотношений части и целого — человека и природы — Тютчев вдруг приходит к неожиданным прозрениям: человек не всегда в разладе с природой, он не только «беспомощное дитя», но он и равновелик ей в своей творческой потенции:

Связан, соединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества...
Скажи заветное он слово —
И миром новым естество
Всегда откликнуться готово
На голос родственный его.

Утонченный психологизм, пронизывающий творчество Тютчева как более или менее категория отвлеченная, приобретает конкретно-житейский характер в так назы­ваемом денисьевском цикле поэта. Тютчеву было 47 лет, когда его любовь вызвала ответное и
значительно бо­лее сильное чувство со стороны молодой девушки Елены Александровны

Денисьевой:

Не раз ты слышала признаньем
«Не стою я любви твоей»,
Пускай мое она созданье,—
Но как я беден перед ней...

Поэт-мыслитель всю жизнь — от ранней юности до последних дней болезненной старости—чрезвычайна интенсивно жил сердцем. Он любил и был любим, но считал любовь
чувством изначально-губительным, «поединком роковым». Потому-то печалился он о судьбе одной из своих дочерей, «кому я, быть может, передал по наследству это ужасное
свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жаж­ду любви...».

Полюбив страстно и безоглядно, Денисьева всецело отдалась своему чувству, восстановив против себя об­щественное мнение. Ей была уготована «жизнь отре­ченья, жизнь страданья»:

Таков уж свет: он там бесчеловечней,
Где человечно-искренней вина.

Не только «свет» отвернулся от Елены Александ­ровны, но и родной отец отрекся от нее. Главной же мукой было то, что любимый, ради которого все было принесено в жертву,
не принадлежал ей полностью: Тютчев не только не порывал со своей семьей, но и продолжал по-своему любить жену, во всяком случае, дорожить ею. Весь цикл стихов, посвященных Деиисьевой, проникнут тяжелым чувством вины, насыщен ро­ковыми предчувствиями. В этих стихах нет ни пылко­сти, ни страсти, только нежность, жалость, преклонение перед силой и цельностью ее чувства, сознание собст­венной недостойности, возмущение «бессмертной пошло­стью людской». Эта «последняя любовь» Тютчева дли­лась 14 лет, до самой смерти Денисьевой, сошедшей в могилу в возрасте 38 лет от чахотки, течение которой обострили и ускорили душевные страдания.

О, как убийственно мы любим!,
Как в буйной слепоте своей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..

Тютчев очень тяжело переживал утрату:

Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет — и не может...

Я. П. Полонскому, другу и сослуживцу, Тютчев писал: «Друг мой, теперь все испробовано—ничто не по­могло, ничто не утешило,— не живется — не живется — не живется...» В стихах «денисьевского цикла» особенно часты характерные тютчевские строки, начинающиеся горьким восклицанием «О!», определяющим интонацию отчаяния всего стихотворения. Столько страдания и му­ки в стихах, посвященных памяти Елены Александров­ны, что невольно в сознании возникает народное поня­тие убивается... Да, Тютчев именно убивается по Денисьевой:

По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
Но и себя не давшей победить,
По ней, по ней, так до конца умевшей
Страдать, молиться, верить и любить.

Он пережил ее на девять лет. В эти последние годы Тютчев едва успевает оправляться от потерь близких ему людей: мать, брат, четверо детей...

Дни сочтены, утрат не перечесть,
Живая жизнь давно уж позади,
Передового нет, и я, как есть,
На роковой стою очереди.

Его черед пришел 15 июля 1873 года... Но остались стихи Тютчева, которые сам он так мало ценил, так не­брежно хранил, полагая:

В наш век стихи живут два-три мгновенья.
Родились утром, к вечеру умрут.
О чем же хлопотать? Рука забвенья
Как раз свершит свой корректурный труд.

Однако тирания времени, которую так остро ощущал поэт, оказалась не властна над его творчеством. Конеч­но, совершенство формы и значительность содержания поэзии Тютчева требуют от читателя определенной культуры, просвещенности. В свое время в статье о Тютчеве А. Фет писал: «Тем больше чести народу, к которому поэт обращается с такими
высокими требо­ваниями. Теперь за нами очередь оправдать его тайные надежды»

Стихотворения Ф.И.Тютчева

Анализ стихотворения Тютчева "Не то, что мните вы, природа..."                                              

 Для Тютчева характерно представление о всеобщей одушевленности природы, о тождестве явлений внешнего мира и состояний человеческой души. Это представление во многом определило не только философское содержание, но и художественные особенности тютчевской лирики.

«Не то, что мните вы, природа…» написано не позднее 1836 года в Мюнхене. Тютчев блистал в одном из знаменитых центров европейской культуры как в ученом и литературном мире Мюнхена, так и в придворном, дипломатическом и светском кругах. В литературе широко распространено убеждение, что Шеллинг оказал сильное влияние на формирование философского миросозерцания поэта. Тютчев глубоко проникся «поэтическими» сторонами философской системой немецкого мыслителя и сумел найти для них высокохудожественное выражение. В 1836 году Тютчев переслал в Петербург рукописное собрание своих стихотворений. Они попали к Жуковскому и Пушкину, поэты по достоинству оценили стихи. В лирике Тютчева «поэтизация» природы доведена до наивысшей точки своего выражения. Ярким примером служит стихотворение «Не то», в котором автор говорит такими словами, какими принято говорить о человеке:

Не то, что мните вы, природа: 
Не слепок, не бездушный лик – 
В ней есть душа, в ней есть свобода, 
В ней есть любовь, в ней есть язык...

Сразу возникает естественный вопрос: кто эти «вы», которых далее поэт, обращаясь к читателю, называет в третьем лице - «они»?

Как известно, в первопечатном тексте цензура исключила две строфы - вторую и четвертую, неприемлемые с ортодоксально-церковной точки зрения. Пушкин, со своей стороны, настоял на том, чтобы выброшенные строфы были отмечены точками, так как отсутствие этих строф нарушало композиционную цельность стихотворения. Точки же недвусмысленно указывали на то, что это дело рук цензуры, а не редактора. Позднее Н. В. Сушков просил Тютчева вспомнить недостающие в стихотворении строфы, но поэт не смог восстановить их в своей памяти.

И все же стихотворение не потеряло своего смысла, главной идеи - взаимоотношений человека и природы. Через все произведение автор проводит мысль о том, что «глухие» люди не умеют чувствовать, а, следовательно, не умеют жить. И если для них она безлика, то для Тютчева природа- «голос матери самой». Ее образами он выражает свои сокровенные мысли, чувства, сомнения, мучительные вопросы. Тютчев выступает против сторонников «вульгарных механистических представлений о природе как о голом механизме, бездушной машине»:

Они не видят и не слышат, 
Живут в сём мире, как впотьмах, 
Для них и солнцы знать не дышат 
И жизни нет в морских волнах. 
Лучи к ним в душу не сходили, 
Весна в груди их не цвела, 
При них леса не говорили, 
И ночь в звездах нема была! 
И языками неземными, 
Волнуя реки и леса, 
В ночи не совещалась с ними 
В беседе дружеской гроза!

Стихотворение написано в форме обращения, у него нет заглавия, что предает более глубокий смысл. Произведение начинается со слова «не», чтобы полнее оградить читателя от неверного понимания природы.

Стихотворение «Не то, что мните вы, природа…» является настоящим натурфилософским исповеданием веры Тютчева. Полемический тон сочетается в этом стихотворении с чувством большой человечности. Автор заканчивает его словами, в которых меньше всего осуждения по адресу тех, кто думает иначе:

Не их вина: пойми, коль может, 
Органа жизнь – глухонемой! 
Увы, души в нем не встревожит 
И голос матери самой!

Автор использует такие выразительные художественные средства, как олицетворение («Солнцы не дышат», « не совещалась в беседе дружеской гроза», «леса не говорили»), метафоры («весна не цвела», «ночь нема была»), сравнения («живут в сём мире, как впотьмах»). Всё это придаёт речи красочность и выразительность, способствует наиболее полному раскрытию художественного образа. В стихотворении встречаются типичные для тютчевской поэзии сложные предложения, часто в конце их ставятся восклицательные знаки, что придаёт художественной речи нужную авторскую интонацию.

Стихи Ф.И. Тютчева о пленительной русской природе – одно из самых замечательных явлений русской поэзии. Он был тончайшим мастером стихотворных пейзажей.

Анализ стихотворения «О, как убийственно мы любим»                                                                      

Стихотворение посвящено Е. А. Денисьевой, написано в 1951 году. Поэт говорит о различных проявлениях любви. Все строки проникнуты тоской и отчаянием:

О, как убийственно мы любим, 
Как в буйной слепости страстей 
Мы то всего вернее губим, 
Что сердцу нашему милей!

Художественные средства выразительности: эпитеты - волшебный, ужасным, живой, роковой, горючей; ассонанс – повторяются гласные о, а, и, е; звукопись – «О как убийственно мы любим»; умолчание – «очарование ушло…», «ей оставались воспоминания…», «что сердцу нашему милей…»; олицетворение – «вышли слезы», «очарование ушло»; рифма перекрестная; сравнение – « О как убийственно мы любим! Как в буйном слепоте страстей».

 Читая это стихотворение от авторе можно сказать, что он необыкновенно чувствительный, лиричный человек, который может глубоко проникнуть в душевный мир любимой женщины и понять переживания. Пафос стихотворения пробуждает сильные и яркие переживания. Стихотворный размер – хорей. Стиль речи: художественный, так как цель: воздействовать на чувства и мысли с помощью образов и картин. Тип речи: повествование плюс описание и есть элементы рассуждения: автор рассказывает о любви, для восприятия использует средства художественной выразительности, вспоминает страдания и взывает к читателю. Ф. И. Тютчев видит в любви какой –то символ. Это роковое чувство, которое требует от человека полной отдачи душевных сил. Любовь для автора – чувство, позволяющее достичь новых высот. Мне очень понравилось это стихотворение, потому что в нем отражены душевные переживания, безграничное и необъятное чувство – любовь к человеку, безумие, потерянная молодость- все это помогло передать душевное состояние и картину того времени. Я думаю, оно никого из читателей не оставит равнодушным.

Стихотворение Ф.И. Тютчева «Silentium!»                                                                                                                                                                                 

Слово «Silentium» переводится с латыни на русский язык как молчание. В этом слове и заключена основная мысль стихотворения – одиночество поэта, его внутренний мир, скрытый от посторонних глаз. Стихотворение было написано в 1830 году, впервые напечатано в пушкинском журнале «Современник». Поэт долго работал над ним, тщательно оттачивая каждое слово.
Произведение состоит всего из трех строф, но они наполнены очень глубоким смыслом, и каждую строфу можно считать отдельной частью стихотворения. Первая строфа начинается и оканчивается одинаковым глаголом «молчи», это же слово – в конце каждой из строф. Не случайно поэт повторяет его, акцентирует именно на нем внимание читателя. В этом слове – одновременно и тема, и идея стихотворения. Где же, по мнению Тютчева, должны храниться самые сокровенные мечты и чувства поэта, Человека?

Эпитет «в душевной глубине» подчеркивает недоступность внутреннего мира человека для окружающих, он скрытен от посторонних глаз. Читая эти строки, мы представляет себе тихую ночь, звездное небо, и такое сравнение не случайно. Звезды безмолвно (наречие имеет одинаковый корень со словом «молчание») всходят на небосклоне, так же и человеческие мысли рождаются в его душе. Космос необъемлем и велик так же, как внутренний мир человека.
Вторая часть начинается риторическими вопросами:

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?

Поэт ведет разговор с читателем как с близким другом, и в этом ему помогает местоимение «ты». Но может ли даже самый близкий человек понять, что происходит в твоей душе? Конечно же, нет. Тот, кто слишком откровенен, привык делиться с окружающими, порождает вокруг себя их сплетни, зависть:

Мысль изреченная – есть ложь
Взрывая, возмутишь ключи…

Так нужно ли доверять друзьям свои тайны? Обратимся к третьей части стихотворения:
Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум…
Радуйся миру, который тебя окружает, но не пускай никого внутрь самого себя:

…Их оглушат наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью – и молчи!...

Человек, его душа – загадка и для окружающих, и для него самого.
Восклицательное предложение вновь акцентирует внимание читателя на ключевом слове в стихотворении. А после него поэт использует умолчание, оно также связано с идеей стихотворения: поэт не пустит посторонних в свою душу, этот мир принадлежит лишь ему.
В стихотворении Тютчев использует много устаревших » форм слов: «оне» (вместо «они»), «внимай» («слушай», «понимай»), «звезды ‘дят», «садятся»), а также слова со’ходят» (вместо «захо’ (вместо «звезды»), «за старославянскими приставками: «взрывая», «возмутишь», «изреченная». Такие слова наполняют стихотворение патетикой, придают ему особую торжественность.
Глаголы преобладают над другими частями речи, большинство используемых Тютчевым глаголов стоит в повелительном наклонении, выражают просьбу поэта к читателю, вызывают его на откровенный разговор.
Это философское размышление поэта о внутреннем мире человека, который скрыт от посторонних глаз. Основная мысль выражена в названии и не раз подчеркивается автором однокоренными словами: «молчи», «безмолвно». Когда читаешь эти строки, чувствуешь глубокое страдание одинокой души поэта, и становится по-человечески жаль его. А еще задаешь себе вопрос: а каков твой внутренний мир, что тебя тревожит, настолько ли он богат, что ты не можешь придать мыслям словесную форму, и поэтому скрываешь их?

Ф.И.Тютчев. «Последняя любовь»

«Жизнь сердца» у Ф.И. Тютчева, по утверждению биографов, была сложной, бурной, драматичной. « Жизни блаженство в одной лишь любви» - это строка из стихотворения Тютчева вполне могла бы стать эпиграфом ко всей любовной лирике поэта. Тютчеву в момент его написания было 67 лет. И фраза в устах человека, много пережившего «радость и горе в живом упоенье», звучит как откровение.

Возраст Ф.И. Тютчева приближался к полувековой отметке, когда он, почти лишившись надежды на духовное обновление, мрачно констатировал: «Я отжил свой век и ... у меня ничего нет в настоящем».

Но случилось так, что в сердце его вновь пришла Весна.

«Последняя любовь» и другие стихотворенья «денисьевского цикла»  в основе своей автобиографичны и представляют собой лирическую повесть о любви - любви, прошедшей через горнило суровых жизненных испытаний, осложненной мучительными обстоятельствами, об истории любви 47 летнего поэта и 24-летней выпускницы Смольного института, готовящейся   стать   фрейлиной,   Елены   Александровны   Денисьевой.  

Трагизм наполняет и стихотворение "Последняя любовь”'(1854). Лирический герой  здесь осознает, что любовь, возможно, будет гибельной: "Сияй, сияй, прощальный свет любви последней, зари вечерней!”. И тем не менее ощущение обреченности не мешает лирическому герою любить: "Пускай скудеет в жилах кровь, но в сердце не скудеет нежность...” В последних строках Тютчев лаконично характеризует само чувство: "Ты и блаженство, и безнадежность”.

Стихотворение «Эти бедные селенья…» написано по дороге из Москвы в родовое имение Тютчева — Овстуг и представляет собой смесь описательной и повествовательной лирики.

В стихотворени поэт делится своим настроением. мыслями, вызванными тем, что он видит вокруг себя. В стихотворении дается обобщающий образ современной поэту русской жизни, поэтическая картина жизни народа. Тему стихотворения определить не просто.

Стихотворение состоит из трех строф. В первой строфе автор видит видит «бедные селенья» и «скудную природу» — все это «край русского народа».